Герцен Копылов
О С Ь _Z __<--------------------------------------
Четырехмерная поэма
 
 

ПУТЬ НАВЕРХ ИЛИ ПИГМЕИ

 
Есть в Африке народ – пигмеи.
У них богатая страна.
У тех пигмеев есть идеи:
им независимость нужна.
Они мечтою увлеклися:
от европейцев не завися,
самим ковать свою судьбу.
Но как же развивать борьбу,
когда морально устарел
запас пигмейских пик и стрел?
И вот, беря с других пример,
в Москву приехал их премьер,
по имени Мбали Нбандуло,
размером чуть повыше стула...

Никто с пигмейским языком
пока в Союзе не знаком:
велись переговоры жестом.
Руками, телом, задним местом
нам демонстрировал пигмей
стремленья родины своей.
И, по-пигмейски не умея,
мы все же поняли пигмея.
Язык гримас, кивки и миги
в боезапас, штыки и МИГи
перевели.
______Врагов взбесило
коммюнике. Оно гласило:

Своим великодушным даром
горючим танками радаром
советский наш союз снабдит
страну пигмейскую (в кредит).

Добыв военные излишки,
уладив все свои делишки,
милитаристов вызвав злость,
в Задвинск катит высокий гость.
Наш белый вождь
____________вчера, как выпил,
вручил ему тот самый вымпел,
который сброшен на Луну,
и крикнул: “Съезди за Двину!
Во всей красе мы вам, пигмеям,
там нашу мощь явить сумеем”.
Хотя не поняло Нбандуло,
но утвердительно кивнуло.

И вот сегодня по росе
скользят машины по шоссе,
мчат мимо шлюзов и ворот,
трясин и топей и болот,
забытых нищих деревенек,
дач сталинистских здоровенных,
мнут километры под себя,
прохожим издали трубя.
И вот под соснами большими
мелькнули черные машины,
дают последний разворот –
и замирают у ворот,
где столб, у самой загороды.
А там уже кишат народы,
России верные сыны,
чины ученые Двины,
фигуры, должностные лица:
главжрец,
______замглавы,
____________помы,
__________________вице,
окорока, бока, мяса,
Двины надежда и краса –
команда ражих и бедовых,
живот свой положить готовых
на алтари за нашу власть
(как глянешь: сила!
есть что класть!).
Стоят приветственные толпы.
Звучат ответственные толки.
Авгуров стройные ряды
равняют груди и зады.

Вокруг – обычная картина –
застыла серая скотина,
простой ученый персонал,
науки главный арсенал,
ее грядущего основа –
народу множество честного,
те, нет на ком чинов и власти,
кто гнет металл и режет пластик,
кто потом камеру кропит,
у репроекторов корпит
и сопрягает световоды,
и зачищает электроды,
и тянет канитель программ
по мозга своего буграм,
кто гранки правит,
______чертит схемы,
считает клебши –
______словом, все мы...

...При виде вереницы черной
зашевелился сан ученый.
Авто с пигмеем
______без ошибки
определил,
______зажал в кольцо,
и, млея, натянул улыбки
туда, где у людей лицо.
И тянет у машины дверцу
рукой,
______прижав другую к сердцу.
Замри, мгновенье!
______Ты прекрасно!
Слова заветные рожай!
Пера усилье здесь напрасно –
давай анналы! Где скрижаль?
Среди приветственного гула
начальство вынуло Нбандуло,
“Лобзай!” – дало клевретам знак
и замерло.
________ПРЕМЬЕР БЫЛ НАГ!

На площадь,
двинский лобный форум,
пигмеец вылез голынём.
Из всей одежды был при нем
портфель с известным договором!
Мы изумились.
______Но – не вдрызг.
Отвыкли как-то мы дивиться,
глаза не стали прятать вниз;
одни лишь школьницы-девицы
издали свой нестройный визг
(им стала наконец ясна
разгадка белого пятна
в анатомическом альбоме
в их школьном курсе анатомьи).
И их пытливость молодая,
счастливым свойством обладая
толкать на новые дела,
и в нас пытливость родила.
В несмелом, неумелом гаме,
в возникшем легком балагане
(но – без критической струи!)
своим мы долгом полагали
сужденья высказать свои.
Хотя мы ясно понимали,
что спросят нас о том едва ли,
что взять вопрос на абордаж
завпротоколом должен наш,
хоть он – по службе,
мы ж – бесплатно,
хоть он – умно, а мы – нескладно,
но всяк из нас по мере сил
решенья про себя вносил.

Охотно новые задачи
народ наш ставит пред собой.
И здесь народ поспешно начал
давать решенья вразнобой.
Возились те, копались эти
то в этике, то в этикете;
один воскликнул: “Что ж такого!”,
другой припомнил “Сон Попова”,
а третий – Господи спаси! –
приплел крещение Руси.
Но пуще всех вопрос разросся
у тех, кто понял суть вопроса
в ее существенном звене,
в ее идейной глубине.
Они
_____кишели у машины.
Они
_____как быть решить спешили –
костяк науки, цвет страны,
чины ученые Двины.

– Одеть пигмея для приличий!
– Вы что? Народный их наряд
сменить на русский?
– Нет, навряд,
нарушим этим их обычай,
легко вот так испортить сдуру
их самобытную культуру.
Нет! Пусть идут своим путем
туда, куда и мы идем...
– Наш путь – в штанах!
– Ну что ж! Не токмо
свет из порток.
_________Марксизм – не догма...
– Не дать ему ходить нагим –
типичный правый перегиб.
– Но дать ходить в костюме Евы –
загиб обратный будет, левый...
Народ подумает о чем?
Что нами гость разоблачен!
– Что нас влечет разоблаченье!
– Что ревизуем мы ученье
всех корифеев и вождей!
– Что новых мы хотим идей!
– Что налицо – чехословацкий
уклон опаснейший левацкий!..
– О ужас!
– Тсс!
– НЕАККУРАТНО...
– БЕРУ СВОИ СЛОВА ОБРАТНО!
– Нет, в этом некий смысл зашит:
народ наверняка решит,
что все этические нормы
зовем отбросить с этих пор мы.
– Пахнет тут западным душком...
– Тлетворным смрадом
__________________новых школ...

Чины решали.
____________В гуле реплик
мужала мысль.
____________Решенья крепли,
готовясь стать – в который раз –
ведущей силой зрелых масс.

Завпротокол, полковник Боров,
приемом ведавший гостей,
был в гуще этих разговоров,
до них касаясь, как Антей.
Он, в духе нового завета,
искал у партии совета
(перековавшись с должных дней,
не ставил он себя над ней);
он был таким, каким велели,
типичный партхамелеон:
добрел, когда кругом добрели,
хамели все – хамел и он.
Рой верных мыслей и догадок
он за каких-то пять минут
схватил, связал, привел
__________________(в порядок),
как в отделение ведут.
Наружно ж он себя не выдал,
все было как обычно с виду,
ни в чем он не переменял
стандартный церемониал.
Лицо привычно улыбалось,
спина привычно изгибалась,
язык лизал, повергшись ниц,
места, что ниже поясниц
(район, особо отведенный,
рескриптом свыше утвержденный
для укрепленья дружбы уз
с пропущенными в наш Союз).
И все ученые чины
не посрамляли честь страны:
покуда гости вылезали,
их всех усердно облизали*
Ведь долг есть долг.
Noblesse oblige.
Полез в дерьмо?
Раз влез, то лижь!

...Был крайне творческой натурой
полковник Б.
__________Родной культурой
он в совершенствии владел
и знал, что это не предел.
Специалист по этикету,
глядел он в душу, как в анкету,
и гнусный вольнодумный дух
в субъекте чуял он за двух.
Не талмудист и не начетчик,
умел читать он между строчек
и знал, кому и что сказать,
кого вязать, кого лизать,
кого продвинуть вверх по службе,
кого предупредить по дружбе,
кого по-свойски подсидеть,
кого отправить отсидеть.
Он знал, на что годны законы,
он знал обходы и препоны,
он знал донос,
____________поклеп,
__________________навет,
служил и в культ, и в культпросвет
и всюду цвел.
__________И всюду снова
ловил решенье с полуслова,
в ответ что надо говорил
и, вдохновясь, горел, творил.
Такого натворит, бывало,
что дыбом все кругом вставало:
огонь и дым, зола и чад,
плач матерей и сопли чад,
убытки, подвиги пожарных,
энтузиазм широких масс,
гром духовых и треск ударных,
передовых статей экстаз,
портреты, ордена, призывы...
А там – другие директивы.
А там – сверканье новых дат...
Таков был партии солдат –
всегда на стреме, наготове...
На этот раз свела судьба
лицом к лицу, крута, груба,
его –
_____с пигмейской наготою.
Была задача нелегка:
нет времени звонить в ЦК,
нет времени глазеть в скрижаль –
не медля, сам соображай.
Решенье верное рожая,
он отошел, соображая,
и творчески заприменял
марксизм,
начало всех начал.
Он для начала сходу, с места,
припомнил все решенья съезда
подряд, цитата по цитате –
но были все они некстати.
За пленумом припомнил пленум –
но все они покрылись тленом,
их резолюций капитал
ничем его не напитал.
Зря только силы он потратил
на “Философские тетради”.
“Дипломатический словарь”
– и тот, представьте, спасовал.
Затем – и снова труд напрасный
перетряхнул он фонд запасный
(как на магнитном барабане,
записан был в мозгу заране,
в его заветных кладовых,
запас статей передовых,
сменяясь стройно и картинно,
когда менялся курс партийный).
Но не смирился он с потерей,
привлек он практики критерий
и здесь, средь сора и песка,
зерно жемчужное сыскал,
и хлопнул по лбу:
____________“В чем вопрос-то?
Да выглядит он, право, просто,
едва лишь я с него сдеру
морали тонкую кору:
не надо думать о народе,
что-де обидится он вроде,
что неприятно удивит
его
___пигмея голый вид.
Мы все – народ.
К любым идеям
приспособляться мы умеем,
и, если надо, мы мораль
пошлем смотреть за далью даль.
К чему подчеркивать различья?
Зачем их в дело подшивать?
Нет! Ради Родины величья
их нужно снять, затушевать.
Мы много общего имеем.
Но в чем меж мною и пигмеем
искусственный водораздел?
Что
___братских чувств претит разгулу?
Что я – одел,
___________а он – раздел
свою подспудную фигуру?
Помеха ль это братской встрече?
Ведь что он снял?
____________Ответ простой:
он просто снял противоречье
между одеждой и собой.
Сниму и я, разденусь весь я,
восстановлю я равновесье,
тогда оценит гость-пигмей
радушие Родины моей!
Он гол – такой в Пигмее климат,
– но языками чисто вымыт!
Он бос – такой у них климат,
– но человек, а не примат!
И каково ему, нагому,
видать одетых по-другому,
в штанах, при галстуках, в жилетах
как бы назло ему одетых,
как бы над их народом нищим
мы повод для глумленья ищем.
Припомнит тезис он китайский,
что дух и долг свой пролетарский,
сойдя с идейной вышины,
мы променяли на штаны,
а сладость мировой победы
– на ежедневные обеды.
Сраженный тайною обидой,
уедет грустный он, убитый
– тут даже вчуже загрустишь.
Уедет – пусть, – в нем проку мало,
но что, как не домой, а к Мао, –
и пострадает наш престиж?
Нет! Чтоб не пострадать престижу,
один я выход только вижу.
Он недостаточен один,
но все же он необходим!”

И он решил! И он решился!
И он решеньем разрешился!
И зрелый голос над толпою,
еще незрелою, слепою,
но уж созревшею прозреть,
пронесся. В нем звучала медь:

“Чины напоминать не надо
о чести выпавшей Двине
я горд командовать парадом
приказано сегодня мне
коллеги я скрывать не стану
наш гость одет немного странно
и кой-кого из вас светил
науки этот вид смутил
вот ты светило
ты смущенный
я вижу а еще ученый
прошел небось сквозь политсеть
успел изрядно полысеть
немалым ведаешь участком
в светила выдвинут начальством
в европу шлёшься нами часто
(хотя в восточную пока
но новая ступень близка)
в партком тебя мы выбирали
гостей лобзать мы доверяли
и вдруг гляди решил смутиться
смотри-ка можно и сместиться
не спорь я видел! без полемик!
а еще сибирский академик!..
и все вы так который год
учу я вас и все без толку
глядите в лес подобно волку
но я отвлекся ну так вот
во избежанье личных мнений
во устраненье лишних трений
во измененье прежних правил
по полномочьям данным мне
зачту приказ что я составил
 

ПРИКАЗ ПО ОБЛАСТИ ДВИНЕ

чтоб высказать любовь к премьеру
всем кто на встречу приглашен
пойти на временную меру
тотчас одеться нагишом
ношенье головных уборов
разрешено
____________полковник Боров”
 

На миг все замерло вокруг.
Был чин ученый огорошен.
Наверно, каждый вспомнил вдруг,
каким он в детстве был хорошим,
как малышом-катигорошком
вверялся он прямым дорожкам
и топом топал по лугам,
и был безгрешен, нелукав;
как под надзором строгой мамы
читал он МАМА МЫЛА РАМЫ,
потом играл, подросши, гаммы,
потом – в поход Васко да Гамы;
учил про тонны и про граммы,
и про протоны сверх программы;
как мама с папой из младенца
растили Джоуля и Ленца.
Кто ж знал, что будущего Ленца
такие в жизни ждут коленца,
кто ж знал, что до такого срама
он доживет... Ах мама, мама!
Да если б он узнал когда-то
про этот миг, про эту дату,
то...
_____Но скажу вам напрямик:
все это длилось ровно миг:
в целительном великом клике
слились ликующие лики;
идеею увлечены,
взялись чины снимать штаны.
Приличий путы вдруг исчезли,
из-под одежд на свет полезли
окорока, бока, мяса,
наук надежда и краса...
Эй! Убедитесь все, сколь ложен
слух, что живот свой не положим
мы на алтарь за нашу власть!
Глядите всласть!
Ведь есть, что класть!
Уж то-то гости были рады,
узнав знакомые наряды.
Стихийный митинг начался
и продолжался два часа.
Напрасно дождик моросил,
напрасно хмурилась погода
– стал митинг ярким смотром сил
производительных
народа.

 
 

ФИНАЛЫ

 
ПЕРВЫЙ ФИНАЛ. УПРЕКИ ВДУМЧИВОГО ЧИТАТЕЛЯ
 
Кто здравым смыслом
________________время мерит,
моим картинам не поверит,
в них, скажет, ложь и клевета
узором мелким навита.
В плену своих воззрений ложных
фарс недостойный разыграв,
в них грубо исказил художник
ученых наших быт и нрав.
Отсталым вкусам потрафляя,
порхая в стиле баттерфляя,
он вывел в них такой содом,
что, право, верится с трудом...
Да и на что он поднял руку?!
На нашу гордость – на науку!
Взгляните на ее дела:
она ракеты нам дала,
она нам космос подарила,
луну с обратной стороны...
А что в поэме?
____________В ней видны
одни начальственные рыла!
Она взвивается с низов,
умом впивается в мезон,
то лазер нам дарит, то мазер,
– а он ее низводит наземь!..
Она нам выдаст вдруг квазар,
а он бубнит про дух казарм.
Она в ответ – надежней мазер,
а он отверг – и дегтем мажет!
Она нам – антигиперон,
а он – как хватит топором!..
Ее успехи бесподобны –
его наскоки беспардонны;
мы открывем ДНК –
он оголяет донага...
Да он бандит!
Да он преступник!
Да он и нас, гляди, пристукнет!..
Эй, братцы, писаря хватайте!..
Такой горячий монолог
закатит вдумчивый читатель,
меня загнавши в уголок...
 
ВТОРОЙ ФИНАЛ. ЖАЛКИЕ ПОПЫТКИ ОПРАВДАТЬСЯ
 
А я ни слова не промолвлю,
смолчу, что это просто чушь.
А я в углу дыру промою
и на свободу просочусь.
Что ж, пусть, читатель,
____________ты не веришь
– де, перед правдой я в долгу –
и строго судишь, здраво меришь,
– а я вот здраво не могу.
Давай уж до конца долгу.

Ты молвишь: “Быть не может!”,
_______________________словно
не все в наш страшный век
_____________________условно,
как будто все не смещено,
__________________не скручено
_____________________и не согнуто,
и вспышкой атомной
_______________как будто
навеки не освещено.
Хватает в веке керосина:
Освенцим, Прага, Хиросима,
Б. Пастернак и Лютер Кинг,
концлагеря за чтенье книг.
Расшатаны его шарниры.
Глашатаи его – шарыги.
В его морали нет табу.
Он их табун пустил в трубу.
Он прощелыга, он агностик,
актер бездарный из кривляк,
что рожи корчит на подмостьях
в своих бесчисленных кремлях.
А как замыслит что лихое –
ославить или разорить, –
то слов высоких шелухою
глаз норовит вам засорить.
О век трескучего металла!
В нем чистых слов совсем не стало,
на всех казенное пятно,
у каждого двойное дно.
И я, как все, глазеть прикован
парад невиданных диковин.
Как оглянусь назад я вдаль
– каких чудес я не видал!
Каких скотов, каких уродов,
каких сортов вождей народов –
что хочется сказать одно:
– Кино!
______Ей-богу, как в кино!
Что за убожество сценарий!
Какое множество каналий!
Как скучно торжествует зло,
и как добру не повезло!
Киномеханик – из нахалов:
меняет части как попало,
жужжат обрывки рваных лент,
визжат абреки древних лет
– кино мы смотрим
____________“ВЕК ДВАДЦАТЫЙ”,
дивится зал галиматье.
Свистит “Сапожники!” с досады,
уходит с фильма в темноте...

Так не пора ли, не пора ли
и нам покончить наш набег
– вы не абреки, я не бек, –
поэму кончить без морали?

 
ТРЕТИЙ ФИНАЛ (ТЕПЕРЬ УЖЕ НАСТОЯЩИЙ)
 
Не пора ли, не пора ли
нам свернуть свои спирали,
план прелестный сократить,
кран словесный закрутить?

Не пора ль заткнуть источник,
оборвать лихой мотив,
на прошанье вместо точек
многоточие вкатив?

Я не скрою – были цели,
был внушительный проект,
да фундаменты осели
от строительных прорех...

И приходится свой замысл
из-за этого вредить,
и приходится вас за нос
из-за этого водить.

Извини меня, читатель,
за подобный произвол –
что чернила-то затратил,
а потоп не произвел.

Пусть вопит дотошный критик,
возводя на стих хулу.
Автор был – а после вытек,
только лужа на полу.

Не ищи в поэме смысла,
промеж строчками не жмись.
Автор был, а после смылся,
унося с собою мысль.

Пораскинь теперь, потея,
поищи, включив фонарь:
велика ль была потеря,
как задуман был финал.

Поищи-ка в упоеньи
высший смысл
во поэме,
раз поэма – без конца!

ЛАМПА-ДРИЦА-ГОПЦАЦА

 


© Г.Г. Копылов
Воспроизведено по тексту, любезно предоставленному VIVOS VOCO! Г.Г. Копыловым.

Этот текст отвечает изданию:
Г.И. Копылов. Четырехмерная поэма. С послесловием и комментариями К. Любарского и Г.Г. Копылова.
М.: УРСС, 1999 - 120 с. (ISBN 5-88417-174-9)


 
Четырехмерная поэма Об авторе


V.V.
Январь 1999