(25.V.1796 или 1797-5.1.1881)
Судьба Ипполита Оже круто повернулась в тот самый момент, когда в Париж вошли русские войска. Семнадцатилетний мальчик, наделенный воображением и изрядным легкомыслием, очень быстро ощутил пронесшийся над Францией ветер перемен. "В Париже, - писал он, - быстро привыкают ко всякому новому положению, как бы противоположно оно ни было прежнему. Не прошло недели, как все уже примирились с присутствием победителей" *. Победители привлекали внимание и вызывали его жгучее любопытство.
* Из записок Ипполита Оже. - "Русский архив", 1877, № 1, с. 53. Далее номер и страница журнала будут указаны в тексте в скобках.Случилось так, что в доме, где постоянно бывал Ипполит Оже, появилось несколько русских офицеров. Они вели себя доброжелательно; Оже, наделенный от природы обаянием, старался завоевать их расположение. Кстати сказать, это качество и в ту пору, и несколько позднее, помогало Оже быстро и легко сходиться с людьми, так что круг его знакомств был широким и разнообразным. Желание нравиться сказалось и в его записках, где Оже нередко кокетничает и с читателем, и с самим собой.
Русские в Париже, 1914 г.
С акварели Г. Опица
Вернемся, однако, в Париж, в дом на улице Серютти, где Ипполит Оже обедает и ведет задушевные беседы с русскими офицерами. Казалось бы, победители должны были вызывать у французов недобрые чувства, но это было не так: отношения между победителями и побежденными на этот раз носили иной характер. Во всяком случае, так утверждал И. Оже: "Казалось, они вошли в Париж не как победители, но просто съехались случайно, из любопытства, из простого желания пожить всем вместе" (№ 1, с. 56).
Очень скоро Оже стал своим в этой компании. Молодой, веселый, остроумный и услужливый, он был не только приятным собеседником, но и неплохим гидом. Прогулки по Парижу и его окрестностям, совместные посещения театров сблизили русских офицеров с Оже еще более.
Прошло немного времени, и один из офицеров пригласил Оже поехать вместе с ним в Россию.
- Но что же я буду делать в России? - спросил Оже.
- Что умеете.
- Увы! Я ни на что не способен.
Несколько дней прошло в томительных сомнениях. "Охота к перемене мест", желание посмотреть мир, честолюбивые замыслы быстро взяли верх над сомнениями. Ему было только семнадцать лет, и в России он надеялся обрести не новую родину, но почву, где развернутся и будут признаны его таланты. В том, что они у него есть, он не сомневался. Впрочем, самоуверенность как-то причудливо сочеталась в нем с нерешительностью Он полностью положился на своих новых знакомых. Ему предложили вступить в русскую армию.
- Поднять оружие против своего отечества? - возмутился Оже.
- У нас теперь мир,- успокоили его офицеры.
Об Оже поговорили с великим князем Константином Павловичем, имевшим слабость к французам, и дело быстро уладилось. Вместе с русской армией подпрапорщик Измайловского полка Ипполит Оже отправился в Россию на поиски счастья.
Ф. Ф. Вигель познакомился с Оже вскоре после его приезда в Петербург. Много позднее он вспоминал о нем: "Это был <...> малый очень добрый, невооруженный чудесным бесстыдством; он, не краснея, говорил о великих своих имуществах во Франции..." *
* Вигель Ф.Ф. Записки. Т. 2. М., 1928, с. 126.Вигель, не упускавший возможности сказать о ком-нибудь ядовитое слово, вероятно, на этот раз был прав. Приехав в Россию, Оже вел себя как желанный гость, был принят во многих домах и отнюдь не беспокоился о том, чтобы обеспечить свое существование. Примечательно, что в воспоминаниях, написанных в весьма почтенном возрасте, Оже признается в этом с чисто юношеской беспечностью и простодушием:
"Так как капитан мой еще до отъезда из Франции взял меня на свое попечение, то мне не приходилось беспокоиться. Прислуга его заботилась об устройстве жизни и о доставлении материальных удобств: постель моя была всегда готова, прибор стоял на столе, платье вычищено, и все это делалось без моего ведома: я пользовался вполне гостеприимством хозяина" (№ 1, с. 66).В Петербурге Оже вел светскую жизнь, участвовал в любительских спектаклях; военная служба не докучала ему. Он взял учителя русского языка и кое-как выучился читать и писать по-русски, а для практики занялся переводами с русского на французский язык.
"Я переводил слово в слово образцовые произведения литературы, а потом построчный перевод переделывал в изящную французскую речь и иногда довольно удачно передавал смысл оригинала. Таким образом я перевел "Марфу Посадницу" Карамзина. Вигель похвалил мой перевод, и я его издал в Париже в 1818 г. Перевод имел успех" (№ 2, с. 257).Не лишним будет заметить, что Вигель рассказывает об этом переводе совсем по-иному: "За несколько времени до выезда из Пензы, чтобы чем-нибудь развлечь грусть свою и занять ум, перевел я на французский язык "Марфу Посадницу" Карамзина" *.
* Вигель Ф.Ф. Записки. Т. 2. М., 1928, с. 127.В 1816 г. Вигель встретил Оже в Париже. Оже ознакомился с рукописью, "нашел, что не худо бы ее напечатать, а я предоставил ее в полное его владение. Кто бы мог ожидать? За нее книгопродавец предложил ему полторы тысячи франков. <...> Она вышла в свет как сочинение г. Оже и подражание Карамзину" *.
* Вигель Ф.Ф. Записки. Т. 2. М., 1928, с. 128.Оставим эту темную, до сих пор не выясненную историю на совести мемуаристов и обратимся к марту 1815 г.
Ф.Ф. Вигель
С оригинала К. Осокина, 1836 г.
Возвращение Наполеона с острова Эльба прервало литературные занятия Оже, его светские развлечения и совершенно нарушило его планы. Русская армия выступала из Петербурга. Оже отправился вместе со своим полком. Вот тут-то и произошло то, что составляет для нас главный интерес в записках Ипполита Оже, - он познакомился с раненным на дуэли М. С. Луниным. Об отношениях с будущим декабристом Оже живо рассказал в своих воспоминаниях. В них Лунин несколько иной, чем мы представляем себе его, читая другие мемуарные источники. Кажется, будто Оже отчасти наделил Лунина свойствами своей натуры. Что ж, с мемуаристами это бывает не так уж редко. Зато Оже сообщил много такого, о чем мы не узнали бы вовсе, не будь его записок. В частности, о совместной поездке во Францию.
Они поселились в Париже и "решились жить так, чтоб не мешать друг другу, не требовать доверенности и вообще во всем предоставлять один другому полную свободу..." (1877, № 5, с. 56). Так прожили они до того дня, когда Лунин внезапно получил известие о смерти отца и, оказавшись наследником значительного состояния, решил вернуться в Россию.
С отъездом Лунина из Франции как бы завершается для нас и биография Ипполита Оже. Он прожил долгую жизнь, был журналистом, драматургом, писал романы. Некоторые из них были посвящены русской истории. Не прерывал Оже своих связей и с русскими друзьями. "Результатом моих постоянных сношений с русскими была вторичная моя поездка в Россию в 1845 г." (№ 5, с. 68).
Но о поездке этой, как и о дальнейшей судьбе Ипполита Оже, известно не много. Вигель, встречавшийся с ним в Париже, писал: "С легкой руки моей пошел он в гору, только поднялся невысоко. Гораздо позже случалось мне если не читать, то пробегать его печатные романы, и я находил, что они ничем не хуже многих краткожизненных своих собратий" *. На сей раз Вигель ошибся: Оже добился признания - если не как романист, то как театральный деятель. Особое внимание специалистов в конце тридцатых годов XIX в. привлекли его работы "Физиология театра".
* Вигель Ф.Ф. Записки. Т. 2. М., 1928, с. 128.В своей книге о Лунине Н. Эйдельман отметил то, чем интересны и ценны для нас записки Ипполита Оже: "Уважение к этим запискам за последние годы выросло, так как некоторые факты удалось точно проверить. <...> Не заведи Лунин столь склонного к писаниям приятеля, не будь этот приятель французом, запомнившим то, что в России полагалось забывать, и не вздумай он в глубокой старости опубликовать свои записки (пусть несколько приукрашенные), не было бы целого года, наполненного интересными событиями, как не было многих других, не менее интересных лунинских лет" *
* Эйдельман Н. Лунин - М., 1970, с. 35.
