В.И.Булавинцев,
кандидат биологических наук
Институт проблем экологии и эволюции им.А.Н.Северцова РАН
Зима ушла, а весна чуть замешкалась где-то в пути. С утра живое весеннее солнце пригреет, и кажется, что до лета рукой подать, а к ночи вдруг выбелит поля шалой, невесть откуда взявшейся порошей. Впору шубу надевать. Вот в эту непогодь межсезонья и прилетает к нам, возвращаясь с заморских зимовок, чибис (Vanellus vanellus) — луговая чайка.
У чибиса много имен: пигалка, луговка, пивикуш, татарская ворониха. Видно, издревле неравнодушны были наши предки к этим птицам. Называют чибиса еще и пигалицей. И верно, пигалица и есть: с небольшого голубя, щуплый, тонконогий. Но уж никак не невзрачный! Одет в белую манишку и черный передничек, а ступает, что твой журавль. Черную, тонкоклювую, белощекую головку с крупными карими глазами, забранными в колечки светлых перышек, несет высоко. Чубатый затылок украшен длинной, чуть не до середины спины, косичкой из нитевидных перьев. Спинка и плечи темные, но только издали. Вблизи перышки на спине отливают зеленоватой бронзой, а на плечах пурпурно-фиолетовым, металлическим блеском. У наших птиц редко увидишь такое. Только если у весенних франтов — скворцов, да еще у белобокой сороки.
Прямые родственники чибиса из семейства ржанок (Charadriidae) и подсемейства чибисов (Vanellinae) обычны в странах Восточного полушария с теплым и даже тропическим климатом. На юго-востоке России и в Средней Азии обитают ближайшие родственники нашего чибиса из рода кречеток (Chettusia): кречетка (Ch.gregaria) и белохвостая пигалица (Ch.leucura). На крайнем юге Средней Азии изредка отмечают украшенного чибиса (Lobivanellus indicus), живущего в Аравии и на Цейлоне.
Крыльями чибис машет широко, чуть замедленно, с ленцой. Потревоженный, взлетает не сразу, пробежится сначала, присядет и вдруг плеснет черными, неожиданно большими и широкими для такой птахи крыльями, обнажив ярко палевое подхвостье и белоснежный, отороченный черной полосою хвост. Словно отталкиваясь полусогнутыми красноватыми ножками, в такт взмахам широких и слегка горбатых в сгибах крыл, поплывет птица над зеленью луговых трав, ныряя с вывертом к земле и тут же круто взмывая вверх.
Голодно и холодно на родине ранней весной. Земля еще наполовину со льдом, днем чуть оттает, а ночью снова, как камень, гудит под ногами. Но весна берет свое. Заблестели голубыми, небесными зеркалами талой воды озерца, канавы и лужицы. Ожили по их закраинам черви да личинки, теперь корма вдоволь, можно и о гнезде побеспокоиться.
Не погрешил против истины поэт, сказав в известной песне “У дороги чибис, он кричит, волнуется, чудак”. Пройдите весной полем или пойменным лугом
© В.И.Булавинцев
Портрет чибисихи в полный рост.
Здесь и далее фото автора
Издали заприметит вас чибис. Сорвется, вихляя, заполощет крыльями, словно рушник на ветру, и огласит луговое раздолье назойливо-скрипучим, раздраженно-капризным криком, растягивая звуки в начале и резко обрывая в конце, — чьии-ви, чьии-ви.
Волнуется птица — значит, неподалеку гнездо. Где-нибудь на кочке или бугорке, где посуше, — неглубокая ямка, чуть выстланная травой. В апреле чибисиха откладывает четыре яйца, округло-тупоносые, довольно крупные для небольшой птицы, зеленовато-бурые, с темным крапом, сливающимся на тупом конце в пятна.
Гнездо найти не просто. Можно пройти в метре и ничего не заметить. Чибисы отчаянно и бесстрашно защищают его от любителей полакомиться яйцами: кошек, собак, лисиц, ворон, змей.
Самка насиживает яйца сравнительно долго, примерно три с половиной недели. Самец держится в сторонке, метрах в ста, и следит за нарушителями своих владений. Стоит появиться недругу, он тут как тут, вьется, гонит непрошеного гостя прочь. Самочка в воздушных гонках такого рода редко участвует, надеется целиком на супруга, и не зря. Дело свое чибис хорошо знает.
Вылупление птенцов растягивается дня на два. Чуть проклюнулось яйцо, птенец методично и упрямо долбит скорлупу изнутри пять-шесть часов кряду, пока она не развалится надвое.
Едва появится из скорлупы первенец, мама его щиплет слегка клювом, тормошит, чтобы не залеживался в яйце, поскорей вылезал наружу. Отвалившуюся скорлупку она уносит подальше от гнезда, но тут же торопится назад — птенец и остальные яйца нуждаются в ее защите.
Как только птенцы подсохли, уже бегают, ищут корм под присмотром взрослых, плавают и затаиваются в случае опасности. Родители отвлекают хищника,
кричат, надрываются, чуть на голову не садятся. Глядишь, и соседи подлетят, помогут, а буровато-серые пуховики разбежались, замерли, притаившись, — не отличить от комочков подсохшей земли.
Миновала тревога, нырнул чибис к земле, мягко присел с широко распахнутыми крыльями, чуть помедлив, аккуратно собрал их на спине, нервно подергивая кончиками. Пробежался, мелко семеня ножками, остановился, вскинул головку, поиграл хохолком-косичкой, огляделся, застыв в грациозной, почти балетной позе, едва касаясь земли кончиками собранных в щепотку пальцев изящно согнутой ножки. Крикнул чуть слышно, по-особому. Ожили затаившиеся пуховички, побежали на зов родителя, торопясь и спотыкаясь о собственные, еще непослушные ноги.
Недолгий мир до очередной тревоги, и кто знает, что будет в следующий раз.
Растут чибисята быстро и в июле собираются в небольшие стайки, ночуя
сначала около родных мест. Но уже в августе потянутся чибисиные стаи высоко
в синем небе, улетая к далеким, теплым берегам.
Крымская одиссея Палласа
А.К.Сытин,
кандидат биологических наук
Ботанический институт им.В.Л.Комарова РАН
Санкт-Петербург
Трудно найти более достойное приношение архивиста к 275-летнему юбилею Российской академии наук, чем публикация сочинения одного из прославленных ее членов. Напечатанные на немецком языке в Лейпциге путевые заметки академика Петра Симона Палласа (1741—1811) вскоре были переведены на английский и французский языки. Полностью в России они не издавались, и, таким образом, описание крымской части путешествий Палласа пришло к русскому читателю спустя два столетия.
Книги имеют свою судьбу, иногда весьма драматическую. В 1795 г., незадолго до смерти Екатерины Великой — “несравненной покровительницы и доброжелательницы наук и искусств”, чью память Паллас благоговейно чтил, появилось “Краткое физическое и топографическое описание Таврической Губернии... сочиненное на французском языке Петром Палласом и переведенное Иваном Рижским”. Первый том “Bemerkungen...” увидел свет при Павле I, второй — в 1801 г. Рубеж двух столетий стал началом нового царствования. Паллас посвятил книгу своему августейшему ученику, юному государю Александру I — “возлюбленному императору и самодержцу всех Россий” (по приглашению Екатерины II Паллас преподавал великим князьям естествознание). Александр был почему-то холоден к бывшему наставнику, и Петербургская академия наук отложила тиснение уже готового перевода крымского путешествия. Рукопись уже 200 лет ожидает публикации в Петербургском филиале архива РАН.
Значительные фрагменты книги были изданы некоей
г-жой М.Славич в “Записках Одесского общества истории и древностей” (1881—1883, т.12—13), что не удовлетворило А.Л.Бертье-Делагарда, вице-президента Общества. Созидательная деятельность и широта интересов этого уроженца Таврической губернии были сродни идеалам века Просвещения. Инженер-строитель, возводивший черноморские молы и порты в Одессе, Ялте и Феодосии, он известен самобытными трудами по истории и археологии Крыма. Переводя “Наблюдения...” совместно с С.Л.Белявской (своей сестрой), Бертье-Делагард ставил целью скрупулезную верность оригиналу. Его обращение к Палласу было актом бескорыстного подвижничества в страшное время гражданской смуты. Авторы полагали, что его замечательный ученый труд, хотя и устаревший и содержавший не
© А.К.Сытин
Петр Симон Паллас. Наблюдения, сделанные во время путешествия по южным наместничествам Русского государства в 1793—1794 годах
Пер. с нем.; Отв. ред. Б.В.Левшин. Сост. Н.К.Ткачева. М.: Наука, 1999. 246 с. (Научное наследство)
мало ошибок, может заинтересовать будущих исследователей и комментаторов. Перевод был закончен весной 1918 г.
Спустя год после смерти Бертье-Делагарда, в 1921 г., в Крыму поселился В.И.Вернадский. Выздоравливая после тифа, он испытывал мощный прилив духовных сил, завершая цикл работ о “Живом веществе”. Анализируя мировоззрение ученых, видевших в частных проявлениях жизни единую целостность природы, он написал: “..идеи Палласа, проявляющиеся во всей его огромной, кипучей деятельности, оказывали неизменно свое влияние на современную научную мысль. Значение Палласа в нашей научной мысли до сих пор нами еще не осознано, и мы обязаны его мысли гораздо больше, чем мы это думаем”1.
Не покидает странное ощущение, что незримое присутствие Палласа, лишь за год до смерти оставившего Крым, где он провел в одиночестве 16 лет жизни, одухотворяло деятельность нескольких поколений выдающихся исследователей. Христиан Стевен, сосед Палласа по симферопольскому имению Каролиновке (ныне Салгирка), основал Никитский ботанический сад (1812) и продолжил изучение флоры полуострова. Там же, на берегу Салгира, в тени посаженных Палласом чинар и осокорей, в 1920 г. нашел последний приют великий русский лесовод Г.Ф.Морозов. Детские впечатления о природе Крыма воспитали наблюдательность ботаника Е.В.Вульфа, минералога А.Е.Ферсмана, зоолога И.И.Пузанова, причастность к идеям естествоописателя Тавриды позволила им достичь больших высот в науке. Благородная преемственность в развитии заложенных Палласом научных направлений в отечественном естествознании не могут оставить равнодушными историков науки. Приходится сожалеть, что упомянутые имена не значатся ни в вводном очерке, ни в комментариях.
Вне поля зрения осталась монография Ф.Вендланда2 (1992) — сборник документов, значительная часть которых посвящена переписке Палласа и художника Х.Г.Гейслера, автора превосходных иллюстраций. Из рецензируемой книги мы можем узнать, что Гейслер был спутником Палласа в его путешествии, но тщетно стали бы искать его фамилию в именном указателе. Между тем, книга, созданная в сотрудничестве с молодым художником, стала произведением искусства. Им справедливо гордился старый ученый.
Завершая свой труд, Паллас заимствовал прием тайнописи у искусных ремесленников своей родины, вплетавших в чеканный орнамент на олове или серебре собственные инициалы или наставление, дабы снискать уважение к труду мастера.
Последнюю страницу книги украшает виньетка с изображением Можайской горы. Это знак, отсылающий к началу пути. На холме, расположенном у впадения р.Мсты в оз.Ильмень близ Новгорода, молодой Паллас побывал в Иванову ночь 1768 г., направляясь в семилетнее путешествие по России и Сибири. Он описал его в первой, изданной в его новом отечестве книге. Рисунок, изображающий Можайскую гору (с.221), явно воспроизведен с некоего живописного образца. Из введения (с.9) мы узнаем, что альбом рисунков Гейслера хранится в библиотеке Крымского краеведческого музея, а, стало быть, часть иллюстраций является оригинальным изображением. Воспроизведенные весьма небрежно и лишенные каких-либо комментариев материалы не отвечают элементарным требованиям публикации такого рода
Вернадский В.И. Живое вещество. М., 1978. С.124.
Wendland F. Peter Simon Pallas (1741—1811). Materialien einer Biographie. Teil 1—2. Berlin; New York, 1992.
Петр Симон Паллас.
документов — номера перепутаны, анализ отсутствует, а объяснения в тексте окончательно вводят в заблуждение читателя. “Вид большого холма у Бронниц” (с.216) — можно подумать, что подмосковных!
Итак, читатель впервые знакомится с книгой Палласа. Он лишен возможности оценить этот источник как продукт культуры и шедевр книгоиздания, понять значение книги для автора и для поколений читателей, которым она была доступна в оригинале. Нам остается лишь изучать текст, но составитель не обсуждает и текстологические принципы издания. Трудно сказать, почему не сделан современный перевод или по какой причине отвергнута рукопись неизвестного современника Палласа, имеющаяся в архиве РАН. Перевод Бертье-Делагарда выполнен по копии рукописи, полученной благодаря любезности хранителей Крымского краеведческого музея.
Мы не вправе сомневаться в добросовестности Бертье-Делагарда как переводчика, но за истекший период теория и практика перевода неизмеримо выросли. Русский текст не адекватен оригиналу, он неживой. Упреки к точности перевода можно начать с заглавия: “Bemerkungen...” нельзя перевести как “Наблюдения...”, а лучше “Замечания...” или “Путевые заметки...”. Жаль, что потерялись находки прежних переводчиков — “Божьи горы...”, синеющую гряду которых Паллас впервые увидел, приближаясь к Симферополю, или “благочестивые кривляния дервишей”, а не “крикливые танцы” (с.31).
Когда прозу XVIII в. пытаются привести к современным нормам языка, улетучивается аромат старины, теряются образность и изобразительная сила подлиника. Необходимо помнить, что описательный стиль времени Бюффона и Линнея был совокупностью признаков изящной словесности и их имитация требует совершенного знания не только лексики того времени, но и реалий эпохи и самих предметов натуральной истории.
Знакомство с переводом не убеждает нас в том, что Паллас был весьма взыскателен к своему литературному стилю. Его писательскую манеру упрекали в сухости, но знатоки ценили его слог. Литератор Владимир Измайлов, посетивший его в Крыму, восклицал: “Прочтите Палласа <...> и вы согласитесь со мною, что в сем уголке света хранится новая жила поэзии, рождение нового царства в мире фантазии, может быть, тайный ключ русской литературы”3. Палласа усердно читали в XIX в. Н.В.Гоголь сделал краткое извлечение из пяти его книг4. Гениальным читателем Палласа в XX в. стал О.Э.Мандельштам. Изучая прозу “писателя не для длинных ушей”, он пришел к заключению, что “чтение этого натуралиста прекрасно влияет на расположение чувств, выпрямляет глаз и сообщает душе минеральное кварцевое спокойствие”5. Паллас был сыном профессора-хирурга и медиком по образованию. Мандельштам сравнивает его с Моцартом и Гайдном. Не в этом ли кроется причина целительного действия его книги?
Можно продолжать придираться к переводу, но лучше просто признать его добротным подстрочником. Не будем строги и к составителям.
Памятник научной мысли XVIII в. издан без полноценного комментария и тщательной редактуры. Множество ошибок замечено в латинских названиях растений. Справочный аппарат книги не удовлетворителен. Искажена фамилия известного автора единственной дореволюционной книги о Палласе В.Н.Маракуева (с.10). Именной указатель неполон. Унификация персоналий не соблюдена — в некоторых случаях даты жизни и смерти приводятся, в других нет. Иногда даже фамилии известных лиц лишены инициалов, другие искажены до неузнаваемости, так некто “Шегулин” — это без сомнения C.C.Жегулин, губернатор Таврической области. Озадачивает указание: “Юлия, древнеримская богиня” (с.236), хотя из контекста ясно, что профиль, отчеканенный на монетах, принадлежал смертной женщине, может быть, и обожествленной жене императора.
Хотелось бы завершить рецензию надеждой, что новая книга станет для исследователей Крыма путеводителем, подобным “Географии” древнегреческого географа, историка и путешественника Страбона. Опыт этой публикации должен быть принят во внимание будущими издателями. Если они возьмутся за дело добросовестно и с любовью, то мы сможем по достоинству оценить подлинный вклад Палласа в русскую культуру.
3 Измайлов В.В. Путешествие в полуденную Россию. М., 1802. Ч.2. С.231—232.
4 Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений. М., 1952. Т.9. С.277—414.
5 Мандельштам О. Стихотворения. Переводы. Очерки. Статьи. Тбилиси, 1990.
С.364.
Космические исследования
Угроза с неба: рок или слуЧайность? / Под ред. А.А.Боярчука. М.: Космоинформ, 1999. 220 с.
Порой в великой книге
тайн природы
Мне удается кое-что прочесть.
У.Шекспир.
“Антоний и Клеопатра”
За последнее десятилетие в мире возросла обеспокоенность по поводу нависшей над Землей астероидной опасности.
В апреле 1998 г. в рамках Международного десятилетия ООН по уменьшению опасности стихийных бедствий Центр стратегической защиты МЧС России провел международную конференцию “Глобальные проблемы как источник чрезвычайных ситуаций”. Среди 26 глобальных проблем стояла и проблема астероидной “опасности”. Институту астрономии Российской академии наук был заказан доклад на тему “Угроза падения на Землю небесных тел”. Такой доклад был представлен, на конференции с ним выступила Л.В.Рыхлова. Были собраны обширные исторические и научные материалы по этой теме. Проведены экспериментальные и теоретические исследования ряда вопросов, связанных с малыми телами Солнечной системы в околоземном космическом пространстве.
Результаты проведенной работы опубликованы в книге.
Микробиология. Генетика
Л.И.Корочкин. Введение в генетику развитиЯ. М.: Наука, 1999. 253 с.
Генетика развития, ранее называвшаяся феногенетикой, изучает реализацию наследственной информации в ходе индивидуального развития, т.е. путь от гена к признаку (морфологическому, биохимическому или молекулярному).
В книге изложены общие принципы молекулярно-генетической регуляции онтогенеза (частные отражены в работе “Введение в нейрогенетику развития”, которая пока еще не опубликована). Дан очерк современных представлений о механизмах генетической регуляции индивидуального развития, описаны основные этапы становления генетики развития, рассмотрены различные гипотезы, касающиеся роли генов в онтогенезе. Подробно изложены молекулярно-генетические основы регуляции плана строения организма, рассмотрены принципы действия генов, контролирующих сегментацию. Специальный раздел посвящен гомеобоксам и гомеодоменам, их роли в регуляции онтогенеза. Большое внимание уделено молекулярно-генетическим аспектам клеточной детерминации и дифференцировки. Впервые предпринимается попытка связать активность генов и морфогенетические процессы и обосновать молекулярно-генетические основы формообразования.
Биохимия
В.Н.Кокряков. БиологиЯ антибиотиков животного происхождениЯ. СПб.: Наука, 1999. 162 с.
Термин “антибиотик”, в переводе с греческого означающий “против жизни”, был введен в научный обиход выдающимся американским микробиологом и химиком З.А.Ваксманом в 1942 г. По его определению, “антибиотики являются химическими веществами, образуемыми микроорганизмами, которые обладают способностью подавлять рост или даже разрушать бактерии и другие микроорганизмы”.
Книга посвящена истории, современному состоянию и перспективам развития одной из актуальных и стремительно развивающихся в последнее десятилетие медико-биологических проблем — молекулярным основам врожденного иммунитета животных к инфекциям. Приведены всеобъемлющие сведения о химической природе, биогенезе, антимикробных и регуляторных свойствах белково-пептидных антибиотиков животного происхождения (дефенсины, цекропины, магейнины, лизоцим, серпроцедины, бактерицидный увеличивающий проницаемость белок, лактоферрин, пероксидазы), которые обеспечивают резистентность животных к инфекциям в процессе фагоцитоза, воспаления на кожных и слизистых покровах. Рассматриваются перспективы применения белково-пептидных антибиотиков животного происхождения в медицинской и ветеринарной практике.
Ботаника
А.И.Шмаков. Определитель папоротников России. Барнаул: Алтайский государственный университет, 1999. 108 с.
Своеобразие папоротников России привлекало ученых прошлого столетия: С.Г.Гмелина, Ф.И.Рупрехта, Н.С.Турчанинова, В.Л.Комарова, Р.К.Маана и др. Крупному птеридологу начала XX в. А.В.Фомину принадлежит обработка папоротников во “Флоре Сибири и Дальнего Востока” (1930) и “Флоре СССР” (1934).
Для написания нового определителя автор использовал материалы, хранящиеся в гербариях Санкт-Петербурга, Москвы, Новосибирска, Томска, Копенгагена, сборы из различных районов России, а также литературные данные.
“Определитель...” составлен по системе Pichi Sermolli (1977), но с учетом работ других птеридологов. Даны ключи для определения 159 видов, 51 рода и 22 семейств папоротников России. Для каждого вида кроме краткой морфологической характеристики приводятся латинское и русское названия, важнейшие синонимы (если таковые имеются), условия местообитания, сроки спороношения.
Распространение папоротников по России дается по следующим ботанико-географическим районам: Европейская часть, Урал, Западная Сибирь, Восточная Сибирь, Дальний Восток. Значительная часть таксонов проиллюстрирована.
Флористика
Букеты. ЦветоЧные композиции Яна Холла / Пер. с англ. С.Кондратенко; Под ред. Г.Кученевой. Калининград: Янтарный сказ, 1999. 128 с.
Искусство составления букетов восходит к древним египтянам. Они использовали растительный материал для декоративных целей 2500 лет до н.э. С тех пор народы и культуры сменяли друг друга, но удовольствие от украшения своего жилища цветами оставалось.
Эта книга позволяет по-новому взглянуть на искусство составления букетов, отходя от традиционных приемов дизайна, для создания более свободного эффекта. Конечно, рассматриваются и классические букеты в вазах, но большинство композиций составлены с необычными, а иногда и совершенно неожиданными емкостями, которые можно найти в любой квартире. Их легко сделать из яркой бумаги или пластиковых пакетов, детских игрушек, аквариума и даже кед!
Кроме поэтапных инструкций по созданию композиций книга содержит важную информацию о покупке цветов, о их сохранении, а также рекомендации по выбору растений для выращивания в домашних условиях и оборудования. Названия цветов даются по-латыни. Но тем не менее для ясности в конце книги приводится целый список общеупотребительных названий.
Орнитология
С.М.Цыбулин. Птицы Северного АлтаЯ. Новосибирск: Наука СО РАН, 1999. 519 с.
Алтай с давних пор привлекает к себе повышенное внимание орнитологов и зоогеографов. Благодаря усилиям не одного поколения исследователей Алтай считается одним из наиболее изученных в авифаунистическом отношении регионов в пределах территории бывшего СССР. Однако уровень нынешних знаний о населении птиц, обилии и пространственном распределении составляющих его видов весьма далек от современных требований.
В книге обобщены результаты многолетнего исследования населения птиц Северо-Алтайской провинции. Подвидовой обзор птиц включает описание их пребывания и распространения, населения, пространственного размещения в предгнездовой, гнездовой, послегнездовой и зимний периоды, а также анализ межгодовых колебаний и внутрисезонной динамики летней численности. Для сообществ птиц всех территориальных выделов приводится подробная количественная характеристика.
Геология
Формирование россыпей золота под воздействием эоловых процессов / В.Е.Филиппов, З.С.Никифорова. Новосибирск: Наука СО РАН, 1999. 160 с.
К концу XX в. прирост разведанных месторождений золота, в частности россыпных, заметно уменьшился. Все более актуальной становится проблема выявления новых месторождений нетрадиционных генетических типов. Таковыми являются россыпи эолового происхождения. Их разработка началась в связи с изучением золотин тороидальной и шаровидно-пустотелой форм на территории Лено-Вилюйского междуречья Сибирской платформы. В результате было экспериментально доказано эоловое происхождение данного золота. Анализ литературных источников показал широкое распространение золотин подобной морфологии на всех древних платформах мира. Они оказались "сквозными" — от протерозойской эры до кайнозойской. При этом выявлено, что эоловое золото имеет не только минералогический интерес, но и промышленный.
В книге, по результатам минералогических, экспериментальных и полевых исследований впервые обоснован и выделен новый морфологический тип — эоловое золото и новый генетический тип россыпей золота — эоловый. Рассмотрены условия формирования эоловых россыпей в различные эпохи эволюции Земли, а также дана характеристика особенностей их строения, создана классификация и предложен новый подход к проблеме их поиска. Многие спорные вопросы генезиса известных месторождений объясняются с позиций эолового россыпеобразования. Авторы внесли много нового в проблему формирования эоловых россыпей золота, тем самым открыв новое направление в области россыпеобразования.
История науки
М.А.Несмеянова. Свет любви: ВоспоминаниЯ об А.Н.НесмеЯнове. М.: Наука, 1999. 320 с.
В сентябре уходящего года исполнилось 100 лет со дня рождения выдающегося химика Александра Николаевича Несмеянова (1899—1980). К этой годовщине вышла книга его воспоминаний "На качелях XX века". Основатель нового научного направления — металлоорганической химии, почетный доктор 10 иностранных университетов, инициатор строительства около 20 научных институтов, он был неординарной личностью (См. в №12, 1999).
Свои воспоминания оставила и его жена, Марина Анатольевна Несмеянова. Она попыталась рассказать о Несмеянове не только как об ученом, но как о человеке большой души, которому не были чужды слабости, о его любви к поэзии, живописи, музыке. Свет любви, прошедший через жизнь этих двух людей, помог им преодолеть многие невзгоды, стать добрее и мудрее. Автор считает, что именно любовь стимулирует творчество, воспитывает волю, помогает воспринимать труд как счастье.
В книге использованы фотографии из архива автора.
© К.А.Филимонов
“И многими красотами удивлена...”
К.А.Филимонов
Историко-художественный музей-заповедник
Сергиев Посад
“О, светло-светлая и украсно-украшенная, земля русская! И многими красотами удивлена еси...”, — записал в XIII в. безымянный книжник. В числе удивительных красот Руси назвал он и монастырские сады. Один из них находится в Троице-Сергиевой лавре — крупнейшем монастыре России.
Троице-Сергиева лавра началась в 30-х годах XIV в. с небольшой пустыни, основанной Сергием Радонежским на холме Маковец. Трудами Преподобного глухой лес в ближайшей округе постепенно заменился садами, а в окружающих холм оврагах появились пруды и колодцы. Так заботами игумена Сергия и его учеников уединенная Троицкая пустынь к середине XVI в. превратилась в большой и благоустроенный монастырь, который выделялся среди прочих обителей “яко солнце или яко луна посреди звезд”.
Украшению Троице-Сергиевой лавры во многом способствовала развитая система благоустройства, важной составной частью которой служили сады, цветники и парки.
Система искусственных прудов, созданная вокруг Лавры в 50-х годах XVI в., одновременно со строительством крепостных стен, защищала обитель, затрудняя подход к монастырю. Не случайно во время так называемого Троицкого сидения, в 1608—1610 гг., столкновения с осаждавшими обитель польско-литовскими отрядами особенно часто происходили не под стенами самой Троицкой крепости, а на подступах к ней, на берегах Верхнего, Келарского, Конюшенного, Круглого и Пятницкого прудов, на плотинах.
К настоящему времени сохранились всего два пруда — Белый и Келарский.
Белый пруд расположен близ Уточьей башни, чья ажурная краснокирпичная надстройка увенчана резной белокаменной фигуркой утки. Сохранилось предание, согласно которому юный царь Петр некогда стрелял отсюда уток. Этот факт якобы и определил название самой красивой башни Троицкой крепости.
Белый пруд — искусственный. Подпитывается подземными ключами. Под названием Верхнего и Нагорного он вошел в “Сказание” об осаде Троице-Сергиевой лавры, составленное современником событий, троицким келарем (главой монастырского хозяйства) Авраамием Палицыным.
Из “Сказания” старца Авраамия следует, что Белый пруд по подземным трубам снабжал осажденный монастырь водой. Разведав это, поляки и литовцы попытались “перенять от труб воду” и измучить осажденных жаждой.
Но “умышление врагов” не сбылось. Защитники Троицкой обители успели перевести часть воды “во град” и в отчаянной ночной вылазке перебили врагов. “На утро же злодеи, — читаем у старца Авраамия, — узревшие в пруде мало воды и своих избиенных, восплескавше руками”.
В XIX в. Белый пруд был частично засыпан. Он более не преграждает пути к Троице-Сергиевой лавре и не снабжает ее водой, а служит местом отдыха жителей Сергиева Посада.
Второй сохранившийся пруд — Келарский. Он устроен в 1558 г. при келаре Андрее Ангелове. Келарский пруд расположен южнее обители, у Московской дороги, которая в прошлом, миновав с.Клементьево, шла вдоль южной монастырской стены. Не случайно, наверное, лучший вид на Лавру открывается именно с высокого, противоположного от обители, южного берега Келарки.
В давние времена цари, завершая богомольные путешествия из Москвы к Троице, устраивали здесь последнюю остановку перед входом в обитель. В раскинутых в виду Лавры шатрах они переодевались из походной одежды в праздничную и, под колокольный звон приветствуемые
монахами и народом, преодолевали остаток пути к Пресвятой Троице и Преподобному Сергию пешком.
В XVIII—XIX вв. Келарский пруд был крупнейшим водоемом в Сергиевом Посаде. Летом здесь устанавливали купальни и плоты для стирки белья. Зимой кололи лед для лаврских погребов и устраивали проруби для поения лошадей. В конце XIX в. была открыта спасательная станция. Зимой действовал каток для семинаристов. По выходным и праздничным дням играла духовая музыка. Дам и барышень катали по льду в специальных креслах с полозьями.
На северном берегу Келарского пруда, между монастырской стеной и старой Московской дорогой, расположен Пафнутьевский сад — крупнейший в окрестностях Троице-Сергиевой лавры. В настоящее время, являясь городским парком культуры и отдыха, он находится в запущенном состоянии. Между тем архивные документы и изображения Лавры XVIII—XIX вв. показывают, что в прошлом Пафнутьевский сад был подлинным украшением обители и всего Сергиева Посада.
Известно предание, согласно которому сам царь Петр I дал название саду в честь стрелецкого головы Пафнутия Сагалаева, который во время стрелецкого бунта 1689 г. прибыл в Троицу и известил царя о “злодейском умысле” на его жизнь. Выслушав верного слугу в монастырском саду, царь якобы сказал ему: “Пусть же на память верной твоей службы и заслуги сей сад именуется отныне Пафнутьевым”1.
К сожалению, проверить правдивость этого предания, записанного еще в 60-х годах 19-го столетия, невозможно. Не подтверждает его и составленная по указу царя подробнейшая опись Лавры 1701 г., в которой название “Пафнутьевский сад” не встречается.
В Петровские времена на этом месте располагались монастырский луковый огород и “архимандричий яблонной сад”. Согласно упомянутой описи, на огороде монахи выращивали не только лук, но также 777 яблонь “розных наливов” и 12 гряд красной смородины. 453 яблони и 15 гряд смородины произрастали в “архимандричьем саду”. Последний располагался у южной крепостной стены Лавры, напротив ныне патриарших покоев. Впрочем, стена не мешала настоятелям любоваться своим садом из беседки, устроенной в верхнем ярусе Луковой башни. Ажурная кирпичная беседка над башней (“галдарея”) сохранилась до наших дней. Она и сейчас входит в состав покоев резиденции настоятеля Лавры — Патриарха всея Руси.
Можно уверенно предполагать, что луковый огород и “архимандричий сад” первым вскопал и засеял сам Преподобный. Ведь располагались они у подножия южного, прогреваемого солнцем, склона, неподалеку от того места, где стояла келья преподобного Сергия, а позднее жили настоятели Лавры. Сам же Преподобный, по свидетельству “Жития”, даже будучи настоятелем, возделывал землю “огородного ради зелиа” как простой монах.
К середине XVIII в. старый луковый огород и сад были объединены в единый Пафнутьевский сад. Помимо яблоневых де
1 Историческое описание Свято-Троицкой лавры с приложениями архимандрита Леонида. М., 1890. С.36—37.
Проект Пафнутьевского сада. 1745 г. Из Архитектурного альбома Лавры.
ревьев и кустов смородины в саду выращивали и другие культуры, необходимые для монастыря и больницы. Так, в 1793 г. садовником иеромонахом Самуилом были закуплены для посадки: картофель, семена лука, гороха “скороспелова” и “сахарнова”, редьки, свеклы, петрушки, салата кочанного немецкого, шалфея, огурцов, майорана, пустырника, чабреца, укропа, кресс-салата, цикория на значительную по тем временам сумму в 8 руб. 54 коп.
Пафнутьевский сад, по выражению митрополита Московского и настоятеля Троицкой обители Платона Левшина (1737—1812), предназначался и “для чести Лавры”. Сознавая это, власти всегда заботились о поддержании сада в достойном состоянии. “А как в воскресные, так же вторники и четверки семинаристы свободны бывают от учения, кои семинаристы в оных садах почти всегда гуляют, то в те свободные от учения дни показанным семинаристам делать канапе из дерну, разводить цветники”2, — гласит одно из распоряжений митрополита Платона.
Во второй половине XIX в. в Пафнутьевском саду вместо старых берез и рябин посадили дубы и липы. Так он превратился в тенистый парк, удобный для неторопливых прогулок и размышлений.
Белый и Келарский пруды, Пафнутьев сад — лишь часть наследства, оставленного троицкими монахами и трудниками, превратившими Лавру в один большой сад, где красота природы соединилась с красотой архитектурного ансамбля.
При сборе сведений о садах на территории и вокруг Лавры был обнаружен любопытный документ, который, возможно, небесполезен для любителей и историков садоводства. Это “письменное наставление”, данное в 1780 г. московским священником Михаилом Дометиевым по уходу за посаженными им в Лавре и, в частности, Пафнутьевском саду фруктовыми деревьями: яблонями, грушами, вишнями, сливами и черносливом.
“Садить деревья должно как они сидели прежде, то есть столько же глубоко... По посадке оные деревья должно нимало не мешкая поливать: большие по четыре ведра, а по менее по два. Оную поливку осенью сделать только один раз, а потом оныя деревья около самого дерева должно обвалить землею вышиною в три четверти аршина. Зимой, как скоро нападет снег, то должно около их оной отаптывать, и сие продолжать надлежит чрез всю зиму. Весною, по усмотрению времени, должно от оных дерев отвалить землю и сделать из оной около их круглые лунки, потом примечать, ежели земля просохнет, то должно паки поливать посаженные осенью деревья по толикой же мере. Сия поливка во время засухи должна быть чрез три дни. А хотя когда и дождь препадет, да ежели малой, то, несмотря на то, оную поливку не оставлять. Продолжать ее надлежит до того времени, пока деревья начнут давать новые побеги”3.
2 Там же.
3 Инструкция священника Дометиева. РГАДА. Ф.1204. Оп.1. Ед.хр.1184. Л.2.