Счастлив, трижды, четырежды счастлив тот, кому боги внушили книгу поучительную для юношей, занимательную для стариков, полезную даже для мужей опытных, и необходимую для всех. Цицерон.

I.
ФИЛОСОФИЯ ВИСТА

Правда ли, что вист есть пустое занятие праздных людей, недостойное внимания философа и политика? Так думают только умы поверхностные, которые хотят прослыть глубокомысленными. Но занятие всеобщее, занятие, которому, три четверти образованного человечества посвящают значительную часть своей жизни; которое так тесно связано с нашими нравами и обычаями, не может назваться пустым для наблюдателя. Вист нынче сделался настоящим учреждением. Сколько людей для того только спят ночью, встают по утру, и три раза в день подкрепляют силы свои пищею, чтобы дожить до вечера и сыграть восемь робберов? Следственно, для весьма значительного класса вист сделался целью земного существования. И сколько опять таких, которые, будучи заняты важными общественными делами, отдают однако ж ему по шести часов в сутки? Это значит четверть жизни; и если положим, что они живут обыкновенно лет по осьмидесяти, то при небольшом сведении в математике легко вычислить, что двадцать лет времени употребляет каждый из них на одно исполнение обязанностей своих к висту.

Уже до нас один знаменитый писатель показал ясным расчетом, что если принять в соображение число колод карт, выделываемых и сыгрываемых ежегодно в нашем отечестве, и положить средним числом только по два часа времени на каждую колоду, то в один год Россия проигрывает четыре столетия времени. Это не может не иметь влияния на нравы, на дух общества, и даже на умственный характер народа, тем более, что вист не принадлежит к числу тех игр, которые не представляют в себе ничего для ума и сердца. Это, если угодно, самая простая, но, вместе с тем, самая умная, самая трудная, и самая благородная, из всех коммерческих игр в карты; одна, которая может сравниться с шахматами, которая даже превосходит их разнообразием и замысловатостью сочетаний; с шахматами, за которыми цари Востока отправляли торжественные посольства в отдаленные и незнаемые земли Индостана, и прославились в истории сообщением свету столь увлекательного способа «препровождать время безвредно для общества»: а в этом - вся мудрость человеческих учреждений; полезное придет само собою: главное - удержать людей от вредного употребления своих досугов. Словесность также не имеет другой цели. На Востоке шахматы и поэзия, на Западе, вист и поэзия, вот три великих хранителя нравственности и порядка. Увы, увы! почему поэзия так часто проповедует разрушительные правила! Вист этого не делает. Он, напротив того, усмиряет самые взволнованные народы.

Запад может по справедливости гордиться изобретением виста. Открытие виста, как и типографского искусства, и как почти всех великих побед человеческой изобретательности, которые произвели переворот в понятиях и стремлениях человечества, покрыто мраком неизвестности: верно лишь то, что вист получил свое начало в той же земле, которой гению мы обязаны открытием законов всемирного тяготения, логарифмов, резиновых галош, коровьей оспы, могущественной силы паров, кругообращения крови, бифстеку (вероятно, - "бифстека" - V.V.) и железных дорог, словом всех оснований нынешней образованности, и что он изобретен в царствование королевы Елисаветы и в кровавую эпоху казни Марии Стюарт. Вопиющая несправедливость мстительной Елисаветы волновала тогда все честные сердца в Лондоне, но говорить о процессе и судьбе несчастной принцессы было слишком опасно: в эту тягостную минуту, когда всякое рассуждение могло навлечь погибель на самого благонамеренного гражданина, явился спасительный вист.

В Английском языке слово whist служит собственно восклицанием, и значит - молчать ! - ни гугу ! В самом деле, глубочайшее безмолвие есть первое и самое существенное основание виста, и идеал человеческого совершенства, в игре этой, достигается только в таком случае, когда вы просидели четыре роббера как каменная статуя, не произнесши ни одного звука.

В России вист составляет нынче один из главных элементов общественной жизни: можно сказать, что ввечеру, когда вся Россия играет в вист, мы ничем не отличаемся от самых деятельных и образованных людей в мире.

Он также - один из великих источников всеобщего блаженства: если бы счесть сумму всех наличных счастий на земле, не исключая и супружеского, то наверное, особенно у нас на севере, девять десятых всего земного благополучия оказались бы принадлежащими наслаждению, которое рождает это занятие, а одна десятая заключила бы все прочие минуты душевного удовольствия. Отсюда ясно, что весьма несправедливо восстают против этого утешительного, полезного упражнения некоторые мнимые моралисты: тем неуместнее их нарекания, что при бесплодности нашей словесности нет другого средства заменить недостаток в хороших книгах как хорошей колодой карт, и тем менее должно верить их пристрастным филиппикам, что сами они обыкновенно вистом оканчивают свои нравоучения, и знаменитый автор «Выжигина», который так неумолимо преследовал его во время оно, теперь почитается одним из лучших игроков в вист в Русской литературе.

Напротив того, в наше время, и у нас, хороший курс Нравственной Философии должен бы по-настоящему начинаться непременно изложением вистовых законов. Притом, удовольствие это и предшествует всем прочим в человеке, и последнее его оставляет: любовь, которую так превозносят, начинается только в известных летах и оканчивается всегда скорее, нежели как бы мы желали, тогда как вистом можно уже наслаждаться с четырехлетнего возраста, и предел ему - только на смертном одре.

Но говорят, будто вист убивает умственные способности. Мы этому не верим! Во-первых, вы имеете перед собой тринадцать карт каждой масти: это тринадцать наличных идей, которые можете соображать, сравнивать, сочетать между собою до бесконечности, выводя из них самые глубокие, самые тонкие и блистательные умозаключения. А сколько покажете вы мне людей, между не играющими, у которых было бы тринадцать идей в голове, считая даже за идеи жену, дочь-невесту, чин, желудок, самолюбие и блоху, которая не дает спать ночью в постели?

Вист убивает умственные способности!

Да у наибольшей части весьма почтенных людей и убивать нечего.

Мы увидим далее, что вист напротив того открывает тонкому уму прекраснейшее поприще для наблюдений сердца и характера ближних, не говоря уже о картах, которые в руке у соседа и которые, при небольшом искусстве и хороших глазах, можно также наблюдать неприметно с великою пользою. Словом, я не знаю зрелища, ни более умилительного, ни более назидательного к природе, как вид четырех почтенных мужей, которые, сидя вокруг зеленого столика, в глубоком молчании, с жреческою сановитостью, с неподвижным лицом, с челом, обремененным думами четырех мастей, с головами, убеленными опытностью, проникнутые важностью своего дела и бесчувственнее стоиков ко всему окружающему, один за другим тихо бросают карты на сукно и симметрически укладывают взятки. Кажется, будто видишь перед собой четырех древних мудрецов, которые высоким умом взвешивают судьбу народов и обдумывают бессмертные законы для Греции.

До сих пор между Русскими философами не решен еще вопрос, с какого именно возраста приличнее всего начинать разумному существу заниматься вистом. Правда, часто случается видеть университетских студентов, приготовляющихся к завтрашней лекции полными восемью робберами и уже весьма искусных в вистовой математике; но не надобно опираться на примеры такого раннего развития умственных способностей в тех счастливых организациях, у которых ум не по летам. Взяв в соображение то, что университетское учение собственно есть только приготовление к висту, - или деятельной жизни, что всё равно, - можно сказать утвердительно, что мужчине, который садится играть в вист в обществе прежде двадцати шести лет, природа очевидно отказала во вкусе и чувстве приличия. Вообще, нет ничего отвратительнее свежего и розового юноши, являющегося всенародно с тринадцатью картами в руках.

Мы не говорим однако же, чтобы не следовало учиться висту в молодых летах, пока еще память жива и соображение не притуплено употреблением крепких напитков: напротив, человек, который смолоду не выучится висту, приготовляет себе мучительную, ужасную старость. Что делать старику, - да и что делать со стариком, - который не играет? Такие существа, как бы они почтенны не были, составляют язву общества, убивают в них (вероятно, - "в нём" - V.V.) всю веселость, несносны всем и себе. Надобно быть одаренным умом необыкновенным, чтобы в сорок пять лет заставить простить себе неспособность свою к висту. Для людей с обыкновенным умом, и для каламбуристов, которых ум так несносен, самое приличное место - вокруг зеленого столика. Вообще, тот, у кого лысина на вскрыше, уже самой природой определен к висту.

Игра в вист.
I. & G. Cruickshank (published in Pierce Egan's Life in London, 1830)

Другое важное преимущество благовременного упражнения в вист состоит в том, что с помощью этого рода познаний можно весьма часто заменить всякие другие, - даже самый ум, даже талант, а иногда даже и честь. Я знаю людей, которые пользуются уважением многих почетных семейств, и даже покровительством старших, единственно за то, что они отлично играют в вист, тогда как не будь в них этого качества, те же самые, которые дорожат их обществом, очень часто стыдились бы говорить с ними при свидетелях. С каким благоговением толпа обращается к ним в каждом вистовом казусе, и с какой покорностью повинуется их решениям! Они играют роль законодателей в нашем обществе; многие игры их отец с удивлением пересказывает сыну; купец Солон не почитался в Афинах мудрейшим чем эти господа между нами. И здесь-то должно заметить великую черту различия между средней и новейшей историей: в средних в как обыкновенно люди достигали до общественных преимуществ путем воинских подвигов, и потомство того почиталось благородным, кто сжег два города и разграбил по крайней мере три области; в новейшей Европейской геральдике, напротив, по уверению людей, искусных в прекрасной науке родословия, найдете не один такой род дворянский, которого недавний предок отличился единственно двумя или тремя знаменитыми шлемами, взяв на время карты за своего патрона.

Как смягчились нравы западных народов! Если можно такими невинными средствами достигать иногда до той же цели, к которой праотцы во времена Феодализма стремились через потоки крови и зажженные села, почему же предусмотрительному человеку, который хочет сделать карьеру, не учиться благовременно висту? висту, который в нынешней образованности очевидно то же, что были турниры в рыцарские века. Существо обоих учреждений одинаково: только, копья заменены козырями.

Один умный писатель разделял народонаселение Петербурга на два разряда, на людей «он играет» и на людей «он не играет». Классификация эта очень справедлива, и сделала бы честь самому Кювье; но она в том недостаточна, что второй разряд несоразмерно малочислен в сравнении с первым. Скорее можно было бы сказать обо всем Петербурге - «он играет». Что он выигрывает, это другой вопрос.

Относительно денег, вообще, все, которые играют в вист, напоследок остаются в проигрыше, как бы они счастливо ни играли. Расчет очень прост. Положим, что четыре человека взяли каждый по тысяче рублей в портфель, и условились играть в течение целого года всякий день по восьми робберов, а в семьдесят праздничных дней по двадцати, - пропорция, как известно, принятая в целой России и почитаемая за умеренную: они употребят восемьсот пар колод карт; платя лакеям по пяти рублей за каждую пару, они внесут им ровно четыре тысячи рублей в год за карты, и останутся все, счастливые и несчастливые, без копейки в кармане. Половина этих денег, принадлежащая лакеям, перейдет в кабаки и другие «заведения»; другая половина поступит в кассу Александровской мануфактуры, которая обладает привилегией на выделку игральных карт. Доход этой фабрики от продажи карт составляет нынче около 1,300,000 рублей. Следственно, играющая Россия ежегодно проигрывает по крайней мере 2,500,000 своим лакеям. Политические экономы быть может найдут вредным для государства, что такой огромный капитал отнят у полезных производств: но если эти 2,500,000 сберегают для государства 250,000,000 глупостей, которых бы играющие наговорили и наделали в течении часов, посвящаемых висту и порой бостону? Право, за это не жаль и десяти миллионов! И в этом отношении, Петербург, играя в вист, конечно выигрывает очень много; Москва, говорят, еще более.

Мы сказали, что вист открывает уму обширное поле для наблюдений характера и сердца человеческого. Это несомненно. Всякий человек имеет особенную гримасу для двух, для четырех и для пяти онеров. У каждого смертного глаза блестят иначе при козырном тузе; уста иначе укладываются при шести козырях, чело проясняется или хмурится при хороших или при дурных картах. Есть, правда, искусники, которые нарочно притворяются веселыми, когда карты у них отчаянные, и наоборот. Для проницательного человека даже эти хитрости суть лучи яркого света: он убежден, что глаза - зеркало души, что лицевые нервы, по близости своей к мозгу, не могут никак устоять против первого впечатления приятности или неприятности; и, ловя на лице игроков эти мгновенные проблески внутренних ощущений, после двух робберов он уже совершенно знает своего противника.

Уверяю вас, что нет человека, чьих карт, при пятом или шестом роббере, нельзя было бы читать на лице его также плавно как будто он разложил их на стол. Одни только ослы заглядывают прямо в карты своего соседа, и одни только плуты употребляют отражение зеркал или светлых пуговиц для сочтения чужих козырей и тузов: умный человек стремится к этой цели психологическими путями, и всегда может опираться на верность своих наблюдений, если он только рожден быть наблюдателем. Противником, которого очень трудно разгадать, должно почитать только того, кто играет, не в деньги, но деньгами: к счастью таких людей чрезвычайно мало на свете; надобно быть человеком очень благородным в душе, и очень возвышенного образа мыслей, чтобы играть деньгами; или по крайней мере надобно быть человеком превосходно воспитанным, качество, удивительно редкое под известными широтами, где мужеский пол вообще получает дома довольно неизящное нравственное образование. Оттого то иностранные козырные художники признаются, что нет ничего легче как обыграть уроженца тех широт в коммерческую игру, или, что все равно, разгадать его карты. И самые удобные лица для подобных изысканий суть всегда те, которые сердятся в висте на ошибки своих товарищей и доказывают им, что они худо сыграли: тогда всякое слово, всякое нетерпеливое движение, всякий упрек, делаются звездами-путеводительницами для искусного наблюдателя; он узнает вашу систему, ваши привычки, вашу логику и ваши карты, и потом управляет игрой как хочет.

К сожалению, нигде так много не сердятся в картах, как на святой Руси, матери сынов очень доблестных, но чрезвычайно вспыльчивых, и наполненных страстями, которых еще не обуздывают изящные привычки отличного домашнего воспитания. Я знал в молодости одного весьма доброго и почтенного старика, который в свое время слыл в Петербурге одним из первых игроков в вист, но, по преклонности лет, удалился от дел доигрывать век в деревне, на лоне многочисленного и любезного семейства, пока смерть не задаст ему большого шлема. По недостатку в других игроках, он каждый вечер играл в вист со своими сыновьями и зятьями и, в гневе за ошибочный или неловкий выход, доходил до того, что бросал карты, полагал родительское проклятие на неискусного сына, прогонял его из дому, объявлял лишенным всего наследства, и прочая. В этот вечер весь дом был в слезах и отчаянии. На другой день, добрый старик снова садился играть с ними же, как будто ничего не бывало, веселый и чадолюбивый, до первой ошибки своего товарища.

Если этот, довольно общий недостаток воспитания, весьма полезен для тех, которые имеют благое намерение обыгрывать своих ближних, то с другой стороны, должно признаться, он часто делает игру в вист весьма неприятной в нашем климате. Прискорбнее всего, что даже очень милые дамы, и люди лучшего общества, не всегда бывают у нас сносны в висте. Но со временем это изменится: успехи образованности идут вперед исполинскими шагами, и счастливая Россия через полвека будет населена от Колы до Бендер одними только beaux-joueurs.

Но будут ли ее жители счастливы в висте? Вот важный вопрос! Потому что нынче все жалуются на несчастье, которое их преследует. Есть ли, в самом деле, счастье или несчастье в висте? Мы решительно отвечаем - нет! Это и составляет великое преимущество виста, что тут невозможно проиграть, в значительном числе робберов. Весьма искусные математики занимались вычислением вероятностей в разных играх, между прочими знаменитый Анпер. Другие поверяли вычисления практикой. Оказывается, что в тысяче вистовых сдач, можно всегда полагать пятьсот сдач хороших и пятьсот дурных, то есть, что обе стороны в течение тысячи сдач будут иметь равное количество козырей и фигур в трех других мастях, с равными выгодами и невыгодами разделения карт по рукам. Таким образом, предположив в четырех игроках равное знание игры, можно держать один против тридцати девяти, что вы ничего, или почти ничего, не проиграете и не выиграете в тысяче сдач.

Как же мыслимо столько жалоб на несчастье? Это объясняется очень просто: те, которые жалуются, или не ведут точного счета своим выигрышам и проигрышам, или не имеют терпения подождать до более счастливых вечеров, которые должны уравновесить потери их с выгодами, или наконец не считают за выигрыш того, что платят лакеям, - а это необходимо. Положим, что вы всю жизнь играли чрезвычайно счастливо: если перед смертью, - что впрочем необходимо, - подведете итог всем своим выигрышам и проигрышам, наверное найдете, что вы получили барыша десять или двенадцать тысяч рублей, и что между тем у вас нет этих двенадцати тысяч. Куда же девались они? Вы проиграли весь свой выигрыш лакеям; потому что, как уже сказано, в благородную игру, в которую проиграть невозможно, мы каждый год проигрываем им около 2,500,000 рублей.

Следовательно, несчастье - пустое слово!

«Счастья нет в висте», - сказал один великий философ: - «есть только искусство защищать свои деньги». Оно состоит в нескольких очень простых правилах.

I. Не сердиться, не спорить и не говорить в висте; потому что люди опытные в деле тотчас разгадают и вас, и ваши карты, и вашу систему игры.

II. Не укладывать карт по мастям: во-первых, это доказывает ограниченность соображения, а во-вторых художники тотчас сочтут, сколько у вас карт в каждой масти.

III. Держать карты так, чтобы и самый близорукий из ваших противников не мог в них заглядывать.

IV. Вести сколько можно ровную игру: если всегда играете по пяти рублей поэнь и вдруг, по экстренному случаю, пустились играть поэнь по пяти тысяч, и проиграли, три роббера, то уже наверное в две тысячи лет не отыграетесь по обыкновенной игре вашей.

Никаких других секретов нет в висте. Шансы, проистекающие от знания или незнания так называемых правил хода и пропуска, в продолжительной игре с различными лицами, всегда одинаковы, потому что истинно хороших игроков на свете чрезвычайно мало, а совершенных и вовсе нет. Истинно хорошим игроком может быть один только вистовый гений. Те, которые славятся «отличными» игроками, бесспорно сделают в продолжение известного времени ровно столько же пагубных ошибок от излишней тонкости, сколько вы сделаете от незнания правил, а против сильных игр, сданных противникам, никакое знание не поможет.

Истинно искусный игрок только тот, кто совершенно равнодушен к выигрышу и проигрышу и кто при том обладает необыкновенной памятью. Память, и хладнокровие, без которого нет памяти, составляют всю науку виста. Если слывущий великим знатоком игры не в состоянии назвать вам, после двенадцатого хода, всех четырех карт, которые остаются еще в руках, то посоветуйте ему взять лучшие акции железной дороги и ожидать обогащения скорее от них чем от своего искусства в висте. Тот, кто помнит все карты, от первой до тринадцатой, кто при том играет с величайшим вниманием и имеет дар проникнуть своих противников, отгадать их любимые правила и, если можно, счесть их карты в каждой масти по способу, каким они их укладывают, тот, действительно, может управлять игрой; но тот выше всех правил; он для каждой игры создает сам правила, дотоле неведомые миру; он господствует властелином над этими цепкими умами, и, подобный Родосскому колоссу, пропускает играющую ничтожность между исполинских ног своих, ловко очищая ее карманы. Великое, восхитительное зрелище!..

Но и тут надобно, чтобы товарищ такого гения был в состоянии совершенно понимать его высокие помыслы. Увы! слишком часто случается в этой юдоли плача, что гению в товарищи судьба определяет осла. Сочтите еще промахи, которые такой игрок, как и всякий гений, может сделать в самых искусных своих предположениях о распределении игры, и при том сделать в решительные минуты, и вы легко согласитесь, что настоящее искусство почти недостижимо в висте или по крайней мере не всегда спасает от шлема.

Был в Петербурге, великий игрок, Иван Иванович Ш***, который действительно мог назвать четыре последние карты каждой игры и держать пари с белым Геркулесом Адмиралтейского бульвара о том, кто кого перемолчит в течение двадцати четырех робберов. Однажды у него и у товарища случились два онёра (дама, валет, десятка) и два туза мастей при трех других фигурах, и они проиграли - большой шлем! Почтенный барон был так поражен этим несчастьем, которое, заметьте, произошло от собственных его тонкостей, и частью от непонятливости товарища, что, воротившись домой, расположил на столике всю эту игру, глядел на нее часа два и потом пришил ее на живую нитку к подкладке своей шинели. На следующий день барон Иван Иванович пошел гулять на Невский Проспект. Встречаясь с кем-нибудь из знакомцев, он печально спрашивал его мнения о погоде, начинал разговор о ревматизме, и вдруг, взяв собеседника под руку, отводил его под ворота соседнего дома; тут он таинственно открывал левую половину своей шинели, и, указывая пальцем правой руки на подшитые карты, говорил быстро: «Посмотри, любезнейший, какую я вчера проиграл игру! Слыхал ли ты такое несчастье? Мне с этой игрой, задали большой шлем.» Семь месяцев сряду носил барон Иван Иванович таким образом свою злополучную игру по Невскому Проспекту, по всем набережным, и даже заходил с нею на Биржу: наконец он простудился и умер, - шинель была набита только этими картами! - завещав своим наследникам поместить эту шинель с картами в зале его дома, как памятник самого достопримечательного события в летописях виста.

Барон Иван Иванович Ш*** писал также свои вистовые записки, которые, к сожалению, доселе не изданы. Он описывал в них, и часто читал своим приятелям, подробности хода и последствий разных курьёзных игр, с замечаниями о способе укладывания карт, привычных ошибках и характер каждого из игроков. Какой клад для любителей истинного просвещения! Никто далее его не подвинул философию виста. Большая часть глубоких соображений этого трактата заимствована оттуда: мы еще выпишем несколько вистовых его афоризмов.
 

I. «Если кто, играя карту, ударяет пальцами в стол, для придания большей энергии своему ходу, будьте уверены, что или отец его, или дед, был откупщик. II. «Есть люди, которые, сдавая карты, обмакивают пальцы во рту: такие люди достойны играть в вист с кучерами. III. «Где хозяева хлопочут о том, кому платить за карты, там можно держать пари один против тысячи, что хозяйка делится со своими лакеями пошлиной, собранной с гостей. IV. «Истинный джентльмен дает своим гостям обед, чай, фрукты, свечи и карты даром, а слугам своим платит сам. Так водится во всех благородных домах в Англии, которая изобрела вист. V. «Кто говорить роберт вместо «роббер», тот очевидно учился Русскому языку у тех, которые вместо «экзамен» говорят экзамент. «Роббер», rubber, по-Английски, значит «щетка», которой стирают мел со столика, и происходит от слова to rub, стирать. Сыграть четыре роббера - то же, что сыграть четыре щетки. VI. «Кто, записывая мелом на столе, ставит знак плюс (+) перед выигрышем, тот обнаруживает, что он не был даже в гимназии, и что ему неизвестны самые первые начала арифметики, которая поучает людей, что всякое число, перед которым нет знака минуса ( - ), само по себе всегда плюс. То же самое должно сказать о тех, кто ставит знаки плюс и минус после чисел. Из уважения к девятнадцатому веку, и для самой ясности счета, люди образованные обязаны записывать поэни в два столбца, в первом выигранные, а во втором проигранные, разделяя их знаком минус в следующем виде:   9 - 11 6 -  3 4 -  5 8 6 33 19 «Этот способ и учтивее и чрезвычайно облегчает сложение и поверку: тотчас видно, что вы выиграли пять робберов и проиграли три, и что в этих восьми робберах выиграли вы 33 поэня и проиграли 19, то есть, выиграли всего 14». VII. «Есть люди, которые всегда козыряют, кстати и не кстати: эти люди опасны; вы можете смело заключить об их характере, что для них нет ничего священного. VIII. «Есть люди, которые никогда не козыряют: я заметил, что они вообще боятся смерти.» И прочая.

Мы сказали, что правила в висте для истинно хорошего игрока ни к чему не служат, потому что он видит всю игру и играет почти в открытую. Правила могут быть полезны только для «начинающих» и для людей с воображением тяжелым, механическим, которые не в состоянии вознестись до высшего анализа. Мы говорим здесь о правилах хода, крытия, пропуска, и прочих, выведенных из расчета вероятностей. Весьма редко, следуя этим правилам, пропорция случаев удачных и неудачных, бывает выгоднее чем 19:18, между тем как гениальное нарушение самого прославленного правила почти всегда ведет к блистательнейшим результатам. Но есть правила условные, относящиеся к сдаче, к вскрывающимся картам, к ренонсам, и так далее: это законы, и они неприкосновенны. Для ежедневной пользы всех наших читателей мы предлагаем здесь полный устав, которому следуют главные храмы виста в Европе. Устав этот разделяется на законы и правила; те и другие извлечены из вековых опытов и приняты в руководство всеми просвещенными народами.